Белый уголь

Александру О’Шеннону — с любовью

 

На станции с названьем Белый Уголь

голубка в небе ищет пятый угол.

Под ней, краеугольный как Коран,

перрон встречает месяц Рамадан.

А я уже с утра сегодня пьян

и в корень зрю, и счастлив сей наукой.

 

Неверный муж, любовник бесталанный,

свой Китеж-град ищу обетованный,

светил полнощных слушая хорал –

как некто, проникая за Урал,

в отвалах ищет ценный минерал,

до лучших дней в природе невозбранный.

 

Но мы совсем забыли про голубку!

В её круженьи вижу я уступку

той красоты, что скоро мир спасёт

тому, кто в клюве зёрнышко несёт

(а кто не понял мысли – пусть сосёт

родную пепси-колу через трубку).

 

Комочек перьев, блин, а сколько прыти!

Сказали им, мол, голуби – летите,

и вот она старается, летит,

её натуре страстной не претит

ни местный бомж, ни местный ваххабит,

она живет, как боженька велит,

а вы живёте так, как вы хотите.

 

Есть многое на свете, друг Гораций,

что и не снилось нашим папарацци,

чего не распахал наш резвый плуг.

Гряди, мессия, коли недосуг!

Без обещанья чуда мир вокруг –

всего лишь разновидность декораций.

 

Я чуда жду как у петли Есенин.

Курю. Кремнистый путь, дерьмом усеян,

блестит передо мной, и это факт.

А я попал судьбе счастливой в такт,

и вот он в небе – дивный артефакт,

что сандалет, посеянный Персеем!

 

Чуть ближе звёзд, чуть далее стакана!

И пусть, приняв меня за хулигана,

как демоны взойдя из темноты,

меня распнуть пытаются менты,

и в душу мне плюют, и мне кранты,

я им кричу: «Осанна вам, осанна!»

 

Всю в белом, как невесту в час венчанья,

я душу вам дарю без завещанья.

И эту птицу с ней. О, я не скуп!

Ещё дарю перрона чёрный сруб,

где зимний ветер с посиневших губ

падежные срывает окончанья.